Источник: https://vk.com/@strelka_institute-zachem-sohranyat-nasledie
Марина Хрусталева, историк архитектуры и координатор общественного движения «Архнадзор» — о том, зачем присваивать зданиям охранный статус и кто является тем самым наследником.
Я выросла в Теплом Стане. Из окон моей квартиры на двенадцатом этаже был виден МКАД и далекие дали. Мои родители переехали туда за несколько месяцев до моего рождения, разменяв комнату в коммуналке в центре.
Мои предки жили в Москве с конца XIX века. Только ближе к концу школы я стала узнавать про дом на Садовом, где в купленной еще до революции и уплотненной квартире вырос мой папа. И про другой дом, «собственный», на Тишинке, принадлежавший одной из прабабушек, — от него уже ничего не осталось. И про квартиру на Чистых прудах, где дед жил до ареста в 1938-м. Я начала ходить по бесконечным переулкам центра, запоминать его изгибы, фактуры, детали, узнавать этот город со всеми его слоями и тайнами.
Почему он стал для меня так важен и почему много лет я занималась тем, чем занималась — попытками сохранить, удержать, не позволить испортить то дорогое и ценное, что в нем осталось? Было это для меня профессией, призванием или долгом? Я склоняюсь к тому, что последним — долгом, который ты ощущаешь как свой и несешь, потому что некому передать.
Момент ясности у меня возник летом 2004 года, после рождения старшей дочки. Калейдоскоп интересов и устремлений вдруг сложился в картинку, все стало на место, отвалилось все лишнее. Я составила файл под названием «Планы», где было написано:
«Я хочу, чтобы люди, живущие со мной в одно время в одной стране, обладали бы чувством подлинности и инстинктом „наследования среды“. Конкретнее — чтобы старое не ломали, а органично вписывали в современную жизнь, а новое — строили так, чтобы не было мучительно стыдно».
В повседневной работе градозащитника постоянно возникают вопросы «что», «кто» и «как». Что сохранять, достойно ли то или иное здание охранного статуса, нужно ли сохранять здание или ансамбль — это разговор про предмет. Кто должен сохранять, кто несет ответственность, кто выделит средства, кому вообще это нужно — это субъект. Как сохранять: консервировать, реставрировать, реконструировать, возвращать первоначальный облик или сохранять наслоения времени — это разговор про методики и стандарты. Вопрос «зачем» обычно остается за скобками, потому что вроде бы все интеллигентные люди и всем ясно, что сохранять наследие надо, чего тут обсуждать.
Между тем этот вопрос написан на лбу любого собеседника за пределами теплого узкого круга. Рядовой чиновник, девелопер, горожанин искренне не понимают, зачем тратить время, усилия, деньги и ценную землю на сохранение развалюхи. Отсылки к Конституции, Гражданскому кодексу, ФЗ-73 и даже международным хартиям их не вполне убеждают: ценность писаного закона у нас не слишком-то высока. Вопрос «зачем», вопрос об общепринятых ценностях, требует кристально прозрачного ответа, который не лежит на поверхности. Выстроить аксиологию наследия, инвентаризировать аргументы, провести смотр мысли и выбрать лучшее — вот что нам было нужно.
Почему нам важно существовать рядом с чем-то, что старше нас? Что несут нам старые стены и камни? Что они передают дальше, в будущее, в том числе и о нас? Что будет, если вообще ничего не сохранится? Кто решает, с чем рядом нам жить?
Это, пожалуй, не самые распространенные темы для лекций и светских бесед. При чудовищной популярности нового урбанизма и всплеске моды на краеведческие прогулки, в Москве еще не было места с такой повесткой. А люди, которым было важно разобраться в этом, были — мы точно знали это по постоянному притоку в волонтерские ряды «Архнадзора».
Мой собственный поиск ответа на вопрос «зачем сохранять» до сих пор не закончен. От архитектуры и истории я дрейфую в сторону трех «Э»: экономики, экологии, этики.
Экономика наследия давно стала на Западе самостоятельной дисциплиной. Понимание наследия как «богатства», «актива» закреплено в Конвенции об охране архитектурного наследия Европы, принятой в Гранаде в 1985 году: «Архитектурное наследие является незаменимым выражением богатства и разнообразия культурного наследия Европы, несет в себе неоценимые свидетельства нашего прошлого и представляет собой общее наследие всех европейцев». Многократно доказано, что сохранение исторической среды и приспособление зданий к новым функциям обеспечивает устойчивый экономический рост в регионе, способствует развитию туристического бизнеса, притоку налогов, развитию рынка недвижимости, созданию новых рабочих мест, возрождению и развитию старинных ремесел. Сохранение наследия и повышение качества жизни стали привычной парой в международных отчетах.
Единственное но: экономика наследия — долгосрочная экономика. В ней нет быстрых сверхприбылей, она не терпит политических колебаний, ее бенефициар — общество в целом, а не конкретный инвестор.
Очевидно, что, возродив усадьбу, можно изменить к лучшему жизнь всего района, но ее собственник не скоро вернет свои деньги. Это экономика доверия, сотрудничества, внимания государства к частной инициативе. Экономика безопасности и стабильности. Этой экономики сейчас нет в России.
Связь сохранения наследия и экологии не так очевидна, но и здесь постепенно накапливаются аргументы. Строительство — одна из самых агрессивных индустрий в мире, оно загрязняет среду, использует ценные природные ресурсы, увеличивает парниковый эффект. Построенное человечеством за ХХ век значительно превышает в объемах все построенное за предшествующую историю. Бетонные многоэтажки образуют на поверхности планеты безобразные шрамы, многие из которых простоят гораздо дольше, чем в них будут жить люди.
Сохранить любое существующее здание и приспособить его к новой функции — гораздо экологичнее, чем строить новое.
Снос старинного здания тоже трата энергии, выброс газов, но главное — превращение плода человеческих рук в груду мусора, который покроет еще одну частичку поверхности планеты на много столетий. После сноса гостиницы «Россия» ее обломки были вывезены в Подмосковье и заполнили полигон площадью в несколько километров.
Еще одна параллель с экологией — конечность наследия как ресурса. Количество исторических зданий на Земле конечно и исчислимо. Где-то их больше, где-то меньше, но представить, что их не останется вовсе, не так-то трудно. Например, в Москве около 10 тысяч построек старше 1917 года, не все из них имеют охранный статус. В период строительного бума лужковской эпохи в год сносили от 200 до 500 исторических сооружений. Такими темпами уничтожить все архитектурное наследие Москвы можно было бы за время жизни одного поколения. Исторические здания — такой же «исчерпаемый ресурс», как нефть, газ или вода, только каждое из них по-своему уникально. Исчезновение одного вида растения или животного приводит к неизбежному дисбалансу в экосистеме. Исчезновение «слоя» наследия безвозвратно обедняет качество городской среды, снижает ее разнообразие и, тем самым, снижает качество нашей жизни.
Этика — это то, во что упираются все вопросы в жанре «зачем». Это что-то самое личное, то, что не всегда хочется говорить вслух. И в то же время — самое общее, самое объединяющее, если ответить на непростые вопросы. Например, наследие — оно чье? Кто наследник? В нашей стране, единственной, где не произошла постсоветская реституция, этот вопрос стоит особенно остро.
У большинства исторических зданий наследников в юридическом смысле этого слова нет. А все мы, старающиеся их сохранить, в определенной степени самозванцы.
Я, имярек, хочу сохранить это здание, не мечтая в нем жить или им владеть, лишь потому, что желаю ходить по улице и любоваться им долгие годы. В этом есть определенный эгоизм и самонадеянность, которые упираются в эгоизм и амбиции сторонников изменения города.
Но в широком смысле наследники всего, что построено предками, — мы все, все человечество. Мы все заслужили вот эту небольшую горстку старинных зданий, оставшихся нам после войн, революций, пожаров и реконструкций. Эта вся вещественная память, все байты культурного кода, которые остались нам от истории. Каждое из них простояло на этой планете дольше, чем прожили мы. И каждое из них рано или поздно разрушится, как показали нам Немрут и Пальмира. Только от нас зависит, произойдет ли это при нашей жизни, или когда-то позже.
Зачем же нам наследие? Чтобы чувствовать преемственность цивилизации. Чтобы знать свое точное место в истории и на карте. Чтобы испытывать ощущение принадлежности к месту и к веку.
Источник: Strelka Mag